А что с беспилотниками в России

Большой резонанс вызвано совещание у Президента по вопросам развития боевой беспилотной авиации. О результатах встречи говорить рано, обсудим возможности промышленности и готовность армии их принять.

О хорошем.

На самом высоком уровне пришло понимание потенциала и во многом безальтернативности беспилотной авиации. Плюсом также является то, что промышленность (в лице частных производителей), с рядом оговорок может запустить серийное производство практически всей линейки БПЛА. В России сложился скрытый, но вполне активно развивающийся рынок услуг беспилотной авиации. Из производителей можно выделить успешные частные компании со своей линейкой малых и средних БПЛА – «Кронштадт», Zala, «Финка», «Альбатрос». Все они выросли самостоятельно, без рубля государственных денег, на спросе рынка. На этом хорошие новости заканчиваются.

Что интересует.

Ключевой вопрос сейчас – это концепция использования БПЛА в вооруженных силах, которую должна выкатить Минобороны. И это принципиальный вопрос, определяющий дальнейшие перспективы всей индустрии.

Здесь не могу не поддержать серьезный скепсис в отношении государственной экспертизы. Все привыкли, что ТЗ военным обычно пишет сама индустрия, но здесь проблема в том, что госкомпании проигнорировали динамично растущий рынок, имеющий стратегическое значение для государства.

Предметной экспертизы в отношении беспилотников в авиационной индустрии нет.

И главное. Наша армия во многом идет в инерции еще советской школы и технологий ведения боевых действий. И тема БПЛА, неожиданно для многих, показала интеллектуальную, и, если хотите – концептуальную ограниченность военной системы, которая совершенно выхолостила свой интеллектуальный потенциал.

Не хочется искать виноватых, но в целом госсектор даже не проигнорировал, а активно боролся против малой и беспилотной авиации, на фоне ее бурного роста зарубежом.

Минобороны как заказчик игнорировало актуальные вызовы, госкомпании не занимались разработками, а регулирующие органы всеми силами уничтожали рынок, выдавив его в серую зону и серьезно ограничив потенциал развития.

Большие надежды связаны с Фондом перспективных исследований как главным центром прорывных технологий в России. Но и они не смогут заставить военных принять их концепции.

Мы подходим к текущим вызовам в сложном положении.

Из заявленных 2000 беспилотников, мы не имеем ни одного (!!) ударного или поискового аппарата среднего или тяжелого класса. В наличии только аппараты легкого класса, для ближней разведки, которые можно сбить мобильными ПЗРК.

Ударных высотных комплексов мы не имеем, как и гарантированной защиты от них. Конечно, Россия обладает эффективными комплексами ПВО, но у нас нет сплошной зоны мониторинга воздушного пространства, и возможностей его поражения.

Преимущества БПЛА как раз и заключаются в возможностях скрытого проникновения, наращивания сил и массированного применения. Их очень тяжело засечь средствами наблюдения, а массированность применения может парализовать любую систему ПВО.

Главным препятствием преобразований выступает в первую очередь система госкапитализма, которая открывает рынок и финансирование только компаниям с гос. участием.

Но парадокс заключается в том, что именно госсектор и стал главным виновником такой неудачи. Государственные КБ провалили все без исключений НИОКРы по БПЛА.

Главный риск видится в отсутствии эффективной схемы работы с частным бизнесом в ГОЗ. Госкомпании выигрывают не конкурентными преимуществами, а своим лобби в министерствах.

Сейчас интрига заключается в том, как быстро авиационная индустрия сможет запустить производство машин среднего класса с полезной нагрузкой от нескольких сотен килограмм и потолком от 5 км – ударных машин, которые сейчас столь востребованы в локальных боевых действиях.

Пока все упирается в провал в ключевом элементе авиационной системы – двигателях.

В России поршневые и турбовинтовые двигатели для БПЛА и малой авиации не производятся. Все программы «импортозамещения», проведенные государственными предприятиями в отношении двигателей для беспилотников закончились неудачей.

«Шпион, которому никто не пишет»